Будни учителя  - Павел Астапов

Всем спасибо, можете опускать занавес. После этого ответа все вопросы отпали сами собой, как минимум по отношению к девочке. Удивительно, что с подобной мамашей она до шестого класса доучилась.

Двойку за четверть я все же поставил, так как, сами понимаете, что между здоровым, не знаю уж в их случае насколько продолжительным, сном и исправлением оценок выбор явно был сделан в пользу мягкой подушки и теплого одеяла. Мама тоже не осталась в стороне и в начале следующей четверти перевела дочь в соседнюю школу, аргументируя это тем, что в родных стенах учителя не хотят входить в положение ребенка.

Еще одно подтверждение, что к детям меня подпускать нельзя. Категорически!

– Павел, а где же истории про кнопки на стуле, натертую мылом доску, подпиленные ножки и прочие школьные прелести? – можете спросить вы.

– Не знаю, – отвечу вам я.

За все восемь лет работы в школе ничего подобного со мной не происходило. И в то время меня это очень радовало: вряд ли кто-то из педагогов мечтает стать объектом дурацкой шалости. А вот сейчас, получается, что и рассказать нечего… Кто же знал, что мне придется книгу писать?

Но однажды я все же попал на уроке в очень некомфортную ситуацию, наблюдая за которой дети сначала в буквальном смысле потеряли дар речи, а потом минут десять не могли отойти от смеха.

Урок русского языка в шестом классе. Отличница Маша выполняет у доски упражнение, я хожу между рядами и периодически заглядываю в тетради учеников.

Вспоминаю, что на перемене забыл раздать детям дидактические материалы, карточки, и, пока ученики работают и внимательно следят за ходом рассуждения Маши, направляюсь к шкафу в конце класса, где и хранились книги.

Кабинет у меня был очень зеленый: на каждом из трех шкафов располагались горшки с растениями. Высокие папоротники, обязательные жители, пожалуй, любого класса – хлорофитумы, плющи, традесканции и прочие драцены. Но несомненной королевой среди цветов была огромная сансевьера, доставшаяся мне, можно сказать, по наследству от предыдущей хозяйки кабинета. Это тот самый «щучий хвост», который так часто встречается в школах и других общественных местах.

Практически каждый день после уроков ко мне заглядывали ученики и предлагали помочь с цветами. Дети не только поливали растения, меняли воду в банках, вытирали пыль с листьев и стеблей, но и, как я узнал на этом уроке, двигали горшки.

«Щучий хвост», росший в прямом смысле слова в гигантском коричневом горшке, другой бы просто не вместил это растение, располагался ближе всего к окну и стоял на краю шкафа. Вернее, все три года, что я работал в этом кабинете, он стоял просто НА шкафу, на краю он оказался именно в этот злополучный день.

– Прибежали, – комментирует очередное слово Маша. – Пишем приставку ПРИ, потому что… – договорить она уже не успела.

До сих пор не знаю, что произошло: то ли я так сильно дернул за дверцу шкафа, стараясь поскорее достать эти злосчастные дидактические материалы, то ли «щучий хвост» возомнил себя ласточкиным пером и решил отправиться в полет, а быть может, мне просто наконец-таки воздались все слезы двоечников, которых я заставлял ходить к себе на каникулах. Но стоило открыть дверь, как на меня посыпалась земля.

Либо двоечники плохо плакали, либо у меня все же есть ангел-хранитель, но горшок, каким-то чудом, хоть и упал, но остался лежать на шкафу, потому что, если бы эта махина все-таки приземлилась бы мне на голову, что-то мне подсказывает, вы бы сейчас эти строки не читали.

Знаете случаи, когда люди, ставшие свидетелями чего-то необычного, просто молча стоят, открыв рот, и не могут пошевелиться. Вот это была как раз моя ситуация. Мне барабанит по голове земля, которая буквально через пару секунд была везде: в волосах, в карманах пиджака, под рубашкой, простите, во рту, а я продолжаю стоять, подняв глаза.

Секунд пятнадцать в классе стояла просто мертвая тишина. Серьезно, я не могу подобрать более подходящего прилагательного. Слышно было только землю из горшка, которая, похоже, просто не собиралась заканчиваться.

Наверное, такие же чувства испытывают актеры, когда им вручают «Оскар»: ты стоишь в лучах славы, а все вокруг в восхищении смотрят на тебя. Только вместо славы я стоял по колено в грязи, а вместо восхищенных взглядов голливудской элиты на меня уставились тридцать пар глаз школьников. О чем еще может мечтать учитель?

Когда цветок все же перестал фонтанировать землей и ресурсы горшка наконец-то иссякли, у меня буквально слезы из глаз брызнули от смеха. Более нелепой ситуации придумать просто невозможно: ходишь такой деловой в пиджачке по кабинету, исправляешь ошибки, оцениваешь ответы, а тебе на голову падает цветок. По-моему, замечательное завершение урока. Дети пару секунд все так же непонимающе смотрели на меня, а затем уже весь класс взорвался от смеха. Это вам не вымученные улыбки в «Аншлаге», тут стены сотрясались от хохота.

Когда я наконец сумел взять себя в руки, мне предстояла еще одна почетная обязанность,

мне нужно было дойти до выхода из класса. С каждым шагом с меня сыпалась земля, оказалось, что горы песка за собой можно оставлять не только в старости.

– Павел Викторович, – окликнула меня у самой двери Маша, – у вас еще в волосах земля.

– Маша, если бы только знала, где у меня еще земля, – подумал я и поплелся в туалет. – Доделываем упражнение.

И знаете, что самое удивительное? Доделали.

Мне кажется, что в большинстве своих школьных проблем виноват я сам, точнее мои непонятные ожидания и фантазии. Только сейчас я понимаю, что в систему образования я пришел не просто в розовых очках, а в самом натуральном розовом шлеме. Что, кстати, достаточно странно, потому что все детство у меня перед глазами был пример мамы, учителя начальных классов. И обо всех бумажках, бесконечных совещаниях, нескончаемых тетрадях и прочих школьных прелестях я, естественно, был наслышан. Опыт мамы недвусмысленно давал понять: хочешь хорошо выполнять свои обязанности – нужно пахать. ПАХАТЬ! И никак иначе.

Но то ли у меня с пониманием проблемы, то ли все мы в юности думаем, что уж я-то точно с любой преградой справлюсь, это ж Я, а может, просто дело в том, что пока человек на своей шкуре не ощутит все прелести той или иной профессии, ни о каком «я знаю, что меня ждет» речи идти не может.